Ирина митрофанова: неловкие души. Проза (любимое у друзей)


(рассказ)

Нина мечтала о большой любви. Такой, чтобы и нежность, и страсть, и я умру за тебя, и как птичка крылышком укрою, и как в детстве босиком по росе вдвоем. Но что-то никак не получалось. Нина была удивительно хорошенькой, и фигурка у нее была складная, и волосы длинные, блестящие, и пела прелестно, и танцевала энергично. Училась она на третьем курсе филфака, была готовая принцесса - невеста, но, видно, время классических принцесс закончилось. А Нина была очень классической: петь-танцевать, о политике или искусстве поговорить – это пожалуйста. Но как только очередной кавалер на веселой молодежной вечеринке после интеллектуальной беседы или зажигательного совместного танца предлагал Нине пройти в свободную комнату, она делала большие глаза и спешила быстрее удрать в гордом одиночестве.

Дома она в расстройстве жаловалась папе, что, мол, никаких таких провокаций не устраивала, просто болтали, просто танцевали, и вообще, она даже не в юбке была, а в джинсах, ну почему… Отец обнимал дочуру, ни в чем она не виновата, и пусть эти козлы невоздержанные свои проблемы с соответствующими бабами решают, а настоящий мужик всегда подождет, пока женщина сама захочет, и этого настоящего, как папка, который за мамкой два года ухаживал, она обязательно встретит, а если не встретит, то папка сам ей найдет.

Все подруги Нины довольно легко шли на интимные отношения со своими бой-френдами, нет, ну конечно, не сразу после пары фраз на пьяной вечеринке, а на четвертом-пятом свидании. Одна из наиболее продвинутых подруг, интимные встречи которой уже переросли в яркие порнографические действа с самыми неожиданными сюжетами, как-то намекнула Нине, что быть девственницей после двадцати – неприлично, и ей пора бы поторопиться. Именно она и познакомила Нину с приятелем своего молодого человека.
Внешне этот Лешка Нине понравился, и на первом свидании она не стала отказывать ему, как другим, в поцелуе. Женщиной он её сделал примерно через полтора месяца после знакомства. Нине не хотелось, но Лешка уже просто изнывал.

Какая ерунда, - разочарованно делилась Нина с подругой.

Не расстраивайся, в первый раз всегда облом. Потом лучше будет, вот увидишь.

Но лучше не стало. Все эти бессмысленные кувыркания навевали на Нину тоску, ей хотелось гулять у фонтанов, и чтобы цветы, музыка, а еще лучше верхом на лошадях, а не переть через всю Москву после работы на свободную хату, оставшуюся её молодому человеку после покойного прадедушки.

Вскоре Лешка решил, что Нина его не любит и параллельно встречается с кем-то еще, а его держит про запас. Если эти тяжкие мысли настигали Лешку в трезвом состоянии, то он только вздыхал и смотрел на нее жалобно, но стоило ему немного принять, как начинался мучительный для единственной зрительницы спектакль одного актера под названием «За что ты меня предаешь?!».

После одного особенно внушительного «концерта» Нина не выдержала и бросила его.

Через пару лет Новый год и свадьба Наташи - так, как она мечтала с детства. Игры, хлопушки, танцы, парочка пьяных друзей жениха, которые сначала вяло пытались подвалить к Нине, а потом один отправился в туалет и там уснул со спущенными штанами, а другой затеял драку из-за Сталина с каким-то дальним родственником невесты. Домой Нина возвращалась одна. Там её ждала очередная чужая история: пока она гуляла на свадьбе к родителям заходили гости, друзья студенческом молодости.

… ушла на Новый год сказала к подругам вот ведь девки девятнадцать всего на выпускной провожал в институт готовил поженились полгода не прошло компании друзья все время пьяная он придет поест ляжет в стену смотрит так ребенка жалко чем помочь вот только через год отходить начал а то всё…

Найдет еще, у них с этим просто, - равнодушно вздохнула Нина.

Он скромный, у него эта Маша вообще первая была.

Мам… ладно сказки рассказывать.

Как свадьба?

Как обычно. Конкурсы, танцы, и все нажрались… А Наташке с Сашкой, похоже, действительно повезло.

И тебе повезет.

Ну да, конечно.

Нина забыла, ей было совершенно неинтересно – и кто этот страдающий Рома, и кто такие эти Галя и Миша, с которыми её родители ездили куда-то на Селигер сразу после свадьбы двадцать с чем-то лет тому назад.

Начались новогодние праздники. Нина валялась на диване со «Здравствуй, грусть» Франсуазы Саган и грустила по поводу бездарно проходящей молодости, когда в комнату вошла заговорщицки улыбавшаяся мама.

С тобой Рома хочет поговорить, - и протянула трубку.

«Ничего не получится, хоть и голос понравился, - думала Нина в метро по дороге на свиданье. - Руки его не понравятся или губы… или зубы. О чем говорить? Работа, институт, школа? Смешно. Ну, не о той же, что от него в новогоднюю ночь ушла. Жаловаться будет… Потом полезет… Первая… Хм…Чушь…»

Его фигура сразу показалась ей знакомой, он напомнил… Он напомнил ей отца. Приятное, открытое лицо, лохматые светлые волосы. Только он сантиметров на десять выше её отца…

Во мне метр девяносто два, - улыбнулся Рома, - я, когда в поезд захожу, нагибаюсь, двери на таких не рассчитаны.

Они проговорили часов пять. Нина вспомнила всё, что уже казалось далеким и неважным: как она бегала в деревне от гусей и за индюками, как однажды заблудилась с двоюродным братом в лесу, а оказалось, что они были в двухстах метрах от участков, как изображала в детской театральной студии кипящий чайник, а все подумали, что это дикобраз. Истории вспыхивали в памяти, хотелось рассказать поскорее, пока вновь не забылось. А он слушал, слушал…

Я, наверное, тебя заболтала, - опомнилась Нина. - Я вообще мало говорю, просто тебе почему-то приятно всё рассказывать.

Еще чайку и пирожное, да?

Ты мне уже три пирожных скормил.

Мне нравится, как ты ешь, - Рома замолчал, что-то решая, - прям, боюсь сказать, а хочется…

Говори, а то я сколько всего наговорила, а ты всё молчишь. Нечестно.

Я это кафе одно время ненавидел. Мы сюда с моей бывшей часто ходили. А теперь я его опять люблю, наверное, потому что ты здесь… Зря сказал, да?

Ну что ты!

Нина подумала, что если после этого вечера не будет продолжения, она сойдет с ума.

Он проводил её до подъезда.

Наверное, будем целоваться. Такой замечательный парень, но все-таки…

Спасибо, за вечер, я обязательно позвоню.

…а если не позвонит…

Он позвонил через час, как только приехал.

Ты еще не спишь? А я сегодня точно не усну.

О тебе думать буду.

Нина боялась поверить. Всё было так, как ей мечталось с четырнадцати лет. Они много гуляли, ходили в кино, театры, кафе, катались на коньках. Она уже несколько раз была у него дома, но он не пытался приставать, хотя и жил отдельно от родителей, и ничто не мешало…

Он был очень сильный и ловкий, занимался джиу-джитсу, мог прыгнуть на стол с пола, а потом сделать со стола кувырок и приземлиться на ноги. Он учил Нину разным приемам, кидал её, довольно рослую, будто она игрушка плюшевая, а она учила его танцевать. Нина не особо преуспела в борьбе, а Роман в танцах, но с каждой встречей он делался ей всё более родным: тепло его тела, сильные, спокойные руки, уютные вельветовые рубашки. Ей нравился запах его пота и волос, она уже была готова перейти к большему, но так хотелось еще чуть-чуть задержаться в этой беззаботно-детской легкости.

Он чинил её старый компьютер; такой серьезный, сосредоточенный. Красивый… Нина подошла сзади, обняла, стала покусывать за уши, а потом ткнулась носом прямо ему в ухо.

Смешно, - Рома поежился. - Мне так раньше никто не делал.

Ну, можно языком, но я так не умею.

Носом лучше. Подожди, мне тут немножко осталось, пациент почти реанимирован.

Нина села на диван, и стала путешествовать взглядом от его шеи вниз по позвоночнику.

Ну, я так не могу, - прыснул Роман.

Правда, чувствуется?

Конечно, ты же у нас экстрасенс.

Минут через десять он закончил и повернулся к ней:

Всё. Нин, я еще вчера хотел тебе сказать…

…нам уже давно пора… Ну, конечно, сколько он еще может терпеть, и так уже…

Я люблю тебя.

Он стоял под душем. Намыливал голову. Высокий, стройный, сильные мышцы рук и ног, натренированный пресс, даже ребра красивые, как из мрамора, ожившая скульптура… Нина любовалась им.

Ты чего? - улыбнулся он ей из-под мыльной пены.

Пушкинский музей отдыхает.

Нина скинула халат.

Да ведь только что, неугомонная.

Я с тобой такая отвязная становлюсь, - она залезла к нему, положила руки на его ребра.

Нин, по-моему, тут двоим тесно.

Ты понимаешь, что ты совершенство?

Нин, прекрати, всё равно здесь не получится, полка мешает.

А я хочу не это.

Да так, - Нина повела глазами и медленно опустилась на колени.

…ночь. Большая полная луна. Она идет босиком по тропинке, а по бокам белые скульптуры, обнаженные мужчины и женщины. Она вглядывается в каждое каменное лицо. Нет, не то, не оно. Кажется, что тоненькая девушка с кувшином чуть потянула рукой, указывая – дальше, дальше. Вот. Его взгляд устремлен к луне, а сам он недвижим. Нина взбирается на постамент, обвивает его руками, прижимается всем своим телом, чувствует холод. Крепче, крепче прижимается. Гладит каменные плечи и спину, целует в шею, приподнимается на цыпочки, закрывает глаза и припадает к его губам. Он будто чуть вздрагивает, и холод уходит, она чувствует мягкие губы, и потом живое, дрожащее от её присутствия тело. Сильные руки сгребают её в охапку, и они падают с постамента. «Надо успеть до захода луны, иначе им не ожить», - выдыхает она. Возбуждение нарастает, все её мышцы напрягаются почти до боли, и через мгновение Нина громко кричит, потом все в ней затихает, ей становится спокойно и легко. Она смотрит на луну, которая сейчас почему-то светит прожектором, образуя вокруг них светло-желтый круг. И вот – с каждого постамента один за другим соскальзывают каменные изваяния, превращаясь в живых людей…

В этой любви Нина жила сразу в двух мирах. И если его не было рядом, она могла мечтать и фантазировать о нем бесконечно. И в жизни, и в мечтах он был прекрасен. Дело шло к свадьбе, но Нина почти не думала об этом, она жила мгновеньями, какое там будущее...

О свадьбе позаботились родители. Сначала Нина вообще не хотела никаких ресторанов, и даже платье казалось ей лишним. Но, увидев себя, облаченную в белое и приталенное, в огромном зеркале свадебного салона, решила, что традиции все-таки лучше соблюсти.

Я погуляю минут двадцать, - прыснула Нина. По тому, как подруга запахивала халат, всё было ясно.

Да ладно тебе, - Наташка схватила её за запястье и втянула в комнату, - куда мы с ним друг от друга денемся-то? Просто ты больно быстро доехала. Проходи на кухню. А где твой?

Да что-то поленился.

Не любит нас, да?

Нет. Просто он оказался таким необщительным, я даже не предполагала.

Минут через пять в кухню вошел помятый, но очень довольный глава семьи.

Привет, Нинок! А мы тут, понимаш, новую игру придумали. В быка и матадора.

В корову, а не быка, - поправила его Наташа.

В общем, Матадор ждал выхода быка, а пришла корова. Вместо смертоубийства пришлось любить.

Вы неисправимы!

А что? Будет, что на пенсии вспомнить. Мы всё на камеру снимаем, а посмотрим лет через пятнадцать. А вы как?

Никак, - Нина пожала плечами.

Это зря, - не одобрил Сашка, - вот я тоже сначала думал, - ну и глупость, а потом... Без кина жизнь пресна.

Наташ, мне нужно с тобой поговорить.

Саш, пойди, покури.

У тебя от любимого мужа секреты? - он обнял Наташу и потерся о её шею.

У неё… Иди, я тебе все равно потом всё расскажу.

Дис-с-скриминация, - вздохнул Сашка и ушел на балкон.

Наташ, - Нина с трудом подбирала слова, - я, наверное, преувеличиваю. Может, всё и нормально…

Давай сразу суть, - перебила её Наташа.

Хорошо. Вот у вас …э-э-э… сколько раз? Ну, в неделю?

Кажется, четыре. Сегодня. Рекорд – одиннадцать, но это выспаться надо хорошо, поесть там, ну… Главное-то не это… За неделю я как-то общего подсчета не веду, не бухгалтерия ведь, - улыбнулась Наташа.

Но каждый день, да?

Да. За редким исключением.

А у нас уже три недели не было.

Ну, ничего страшного, Нин… Может, устает.

А на борьбу свою три раза в неделю он ходить не устает… Да и не в этом дело. Ты знаешь, у нас страсти вообще не было, даже во время медового месяца. Будто для него это… как принудиловка, что ли…

Тебе так кажется. У всех разный темперамент.

Думаешь? Вообще, сразу так всё изменилось. Я сначала рада была, в быту почти ничего не требует, приготовила – хорошо, не приготовила – ладно, сам. Стирает, убирается. Аккуратный. Но… мы как соседи хорошие, не мешаем друг другу, я уже и гулять научилась одна, не могу в выходные без прогулки, а ему лучше фильмы круглые сутки смотреть…

Да всё нормально. Просто до этого он тебя завоевывал, а сейчас успокоился.

И что мне делать?

Как что? Разнообразие вносить.

Матадора с коровой? - усмехнулась Нина.

Нет уж, дорогая, это эксклюзив. Придумай что-нибудь…

Может, ты и права.

Потом они втроем выпили по пиву, пошутили-посмеялись-повспоминали, и Нина уехала домой.

Как только Роман вышел из душа, Нина схватила его за плечи, прижала к стене и довольно убедительно начала заранее отрепетированное:

Мы с тобой летим на космическом корабле. Он взорвется через двадцать минут. Ничего сделать нельзя, нас уже ничто не спасет. А перед смертью…

Помолимся, - рассмеялся Рома.

Вообще-то у меня было иное предложение. Ладно, значит, не то. Будем думать…

А, понял, это Наташка всё твоим эротическим образованием занимается. Вот стерва. Глупости это всё, Нин, пошлятина.

Это с нелюбимым человеком пошлятина, Ром. А с любимым очень даже.

Да не нравится мне вся эта буффонада. Не знаю, не по мне это.

А что по тебе? О чём ты фантазировал? Может, попробуем?

Ну, какие фантазии, я же не девочка…

Сашка тоже не девочка, а у них вообще… корриду придумали.

Солнышко, не жди от меня спектаклей. Увы, не повезло тебе с мужем. Ну уж, какой есть, никто же не настаивал…

Вот так значит, да? Ром, а зачем я вообще тебе нужна? Ну, серьезно. Без секса ты, похоже, вообще спокойно обходишься, супы принципиально не ешь, а мясо у тебя получается лучше, чем у меня, интересы у нас разные, в профессии твоей я ни бельмеса не смыслю, детей ты пока не хочешь. Зачем я?!

Да привык я к тебе, глупая.

А мне больше и не надо. Вообще, когда мы познакомились, ты мне не показалась уж очень темпераментной.

Я тогда привыкала к тебе.

А вот я сейчас привык.

Но ведь еще и полгода после свадьбы не прошло.

А мне кажется, что уже три.

…его крепкие мышцы обтягивает серебристый костюм, вокруг мигают разноцветные кнопки. Он сидит за пультом, такой же серьезный и сосредоточенный, как незадолго до того момента, когда он признался ей в любви. Она обнимает его за плечи, прижимается щекой к щеке, хочет ткнуться носом в ухо, как тогда… Но он отстраняется и резко оборачивается, в глазах паника.

Я ничего, ничего не могу сделать!

Ничего, - она обхватывает руками его лицо, пусть, ведь мы же были, были счастливы, а теперь мы станем звездами…

Нина гнала от себя тяжелые мысли. У нее еще оставались мечты…

Работа у Нины была скучная, бумажная. В одном научно-образовательном учреждении с большими позолоченными люстрами и мраморными лестницами. Академия высших управленческих кадров. Студенты здесь не учились, только аспиранты, докторанты и соискатели научных степеней из разных регионов, по направлениям своего начальства. Были и в возрасте Нининых родителей, а была и молодежь послевузовская, которых по знакомству приняли в этот дворец для будущих больших чиновников.

Одной из таких аспиранток была Нинина приятельница Аллочка. Помимо учебы в очной аспирантуре, она еще и подрабатывала на полставки в культурном центре Академии. Старалась разнообразить аспирантскую жизнь поэтическими вечерами, встречами с художниками или писателями, а тут оказалось, что в общежитии проживает настоящий режиссер, ему от Комитета культуры его области направление дали, чтобы он диссертацию написал и еще преподавательской работой занялся, а может, и начальником каким стал в этом самом Комитете или даже повыше. Театр-то их местный не особо процветал.

Общительная Аллочка разговорилась с ним в академическом кафе, и решили они ставить спектакль. Когда Аллочка еще в школе училась, ей очень хотелось сыграть бабу Ягу в «Сказе о Федоте стрельце, удалом молодце», но их учительница литературы не считала Филатова серьезным автором. Стали ставить «Горе от ума», Аллочке досталась роль Лизы. Этот актерский опыт девушке понравился, но о бабе Яге она не могла забыть…

И вот – давняя мечта готова была сбыться, режиссер согласился. Для репетиций требовалась относительно большая и лучше все-таки не учебная аудитория. В актовых залах постоянно проходили какие-то конференции и круглые столы, уговорить хозяйственников удалось только на пару вечеров перед самим спектаклем, очень уж боялись они за дорогое оборудование. Для рабочих репетиций разрешили вечером в комнате управления аспирантуры собираться, а там как раз и работала Нина. Вот так она стала участницей этой самодеятельной труппы.

А вы кем хотите быть? - спросил режиссер Нину.

Кем угодно из женских персонажей, мне всё интересно.

Вот такой подход мне нравится, - обрадовался режиссер.

Ей досталась роль няньки Царевны.

Уже на первой репетиции Нина почувствовала себя примой. Похоже, у Павла Васильевича, никто кроме неё из этой аспирантской компании профессионального интереса не вызывал.

Ниночка, браво! Вот я всегда говорил, фактура – ничто. По виду-то вашему только белоснежек играть… А у нас такая нянька с вами лепится…

Нина была счастлива, ползая на карачках и умоляя Стрельца (аспиранта Мамедова) не серчать на глупую Царевну; и когда стучала по темечку царя (соискателя Борисова), она не чувствовала усталости, ей хотелось, чтобы репетиция длилась всю ночь.

Но не все разделяли её чувства. Сорокалетнему Борисову вначале всё нравилось. Он отдыхал в Академии от работы, жены, ребенка, не спеша писал свою кандидатскую, периодически заводил кратковременные романы с понравившимися аспирантками. Эмоциональная хорошенькая Нина была как раз в его вкусе, но эту новоявленную актрису волновал только царь из сказки, а не сам Борисов. Это было обидно, а еще обиднее было поведение Павла Васильевича, который отчитывал его, как маленького, за невыученный текст и невнимательность к интонациям партнерши. Лишних конфликтов Борисов не любил и просто стал пропускать репетиции.

А горячий Мамедов всерьез обиделся, когда режиссер назвал все его актерские потуги дешевым КВН-ом, и если бы не дипломатия Яги-Аллочки, пришлось бы искать другого Стрельца.

Теперь Нина приходила домой еще позже, чем муж после своей борьбы.

В тот вечер он даже не вышел её встречать в прихожую, хотя и слышал скрип ключа в замке. Нина разделась, вошла в комнату и выпалила в его равнодушную спину:

И на кой тебе ражна в энтом возрасте жана? Ведь тебе же, как мужчине, извиняюсь, грош цена…

Это намек? - Рома нехотя обернулся.

Это цитата. Мы с Павлом Васильевичем придумали такой ход, будто у няньки с царем в молодости что-то было, он забыл, а она помнит и периодически намекает ему.

Вот и ты себе хобби нашла, теперь не скучаешь.

А вдруг это не просто хобби…

Я ничего не готовил, в Макдоналдсе поел.

А я вообще есть не хочу, - с какой-то нервической радостью доложилась Нина.

Ну и хорошо.

Ничего в их отношениях не изменилось. Только теперь они не только не спали и не ели вместе, но еще и почти не разговаривали. Однако Нину это больше не волновало.

…дети краснощекие, будто со старых открыток, мужики в кафтанах, девушки в сарафанах, в трех котлах бурлит и пенится. Бабка скособоченная, на палку опирается, подходит к одному из котлов. Не разогнуться никак… Чего они смотрят, чего ждут?.. Рядом мужик в красной рубахе, усы мокрые утирает: «Ну что ж ты, народ-то собрался?». – «Да отними ты палку-то у нее. Отними!». Хватает – не отдаю, я ж без нее не удержусь, и туда, туда… А там пена наружу лезет, шипит. И вдруг – вместо нее синева чистая, так что глазам больно, тянет к себе, и облака по ней прозрачные, перистые пошли. Прыгаю. Что-то обнимает, окутывает, вокруг рыбки маленькие красненькие, и будто не по воде, а по небу плывут, я кружусь вместе с ними, кружусь…

Стою на балконе терема в платье декольтированном, на шее бриллиантовое ожерелье. А внизу уже не русский люд, а костры горят и туземцы пляшут. В тереме напротив Ромка стоит, в своей обычной домашней футболке и старых джинсах.

Ну что, как я тебе? - кричу ему.

Смотрит разочарованно: «А может, еще разок прыгнешь?» - и блеет фальцетом. Никогда он так не смеялся…

Нет, все-таки, в снах никакого скрытого смысла не заложено, по крайней мере, в моих, - закончила свой рассказ Нина.

Потрясающе! И почему мне ничего подобного не снится?.. - вздохнула Аллочка.

В понедельник на работе Нину ждала неприятность. У главного начальника заболела пожилая секретарша, и он попросил, чтобы в приемной посидел «кто-то из девочек» их отдела. Назвать девочками Анастасию Семеновну или Ольгу Михайловну у их стеснительного начальника отдела язык бы не повернулся, и он направил в приемную Нину.

Это была пытка. Нина совершенно не ориентировалась в этой чехарде: «соединяй – не соединяй, пускать – не пускать, меня нет - но для этого-то есть…». Вроде и работы-то никакой, только на звонки отвечать да дверь сторожить, да чай-кофе, но политеса столько, что голова кругом.

…ну, неделю, наверное, выдержу, Людочка Ивановна, поправляйся скорее, долго я не смогу...

В конце следующего секретарского дня Нины должна была быть очередная репетиция.
Конфликт в самодеятельной труппе давно назрел, и Аллочкины увещевания уже не помогали. Царь сказал, что у него защита через два месяца, каждая минута дорога, мол, извиняйте, товарищи дорогие, но отказываюсь я от престола. А Магомедов заявил, что больше не намерен терпеть издевательства режиссера, поскольку у него тоже гордость есть.

Нина и Павел Васильевич остались одни в комнате. Это был их общий провал. Несколько мгновений они растерянно смотрели друг на друга, и вдруг Нина зарыдала.

Ниночка, да вы что… Прекратите. Не стоит. Ну, простите меня, не смог я с этими балбесами. Нервы уже не те.

Брак на последнем издохе, в секретарши тут подрядили, не спрашивая, а мне в эту приемную, как на казнь. Я жила этим спектаклем. У меня, кроме этого, ничего нет…

Ну что вы, Нина, будут у вас еще спектакли.

Когда?! С кем?!

А вы поступайте в театральное. Нечего вам в этой мраморной конторе делать, вы не смотрите на меня, я-то что, а вот у вас всё сложится, я это чувствую.

Вы серьезно?

Конечно. Вы не представляете, какое я удовольствие получил от работы с вами, вы очень талантливы, а не просто красивая девочка.

Мне лет много.

Сколько?

Двадцать четыре.

Кхы-м… я думал, что меньше. Но и это немного. Поступайте прямо в этом году, и не слушайте ни мужа, ни родителей, никого не слушайте. Вы должны играть, Нина.

Разговор успокоил её. Да и последний день секретарской службы выдался легким: главный с обеда ушел с кем-то пьянствовать в другой корпус, ей оставалось только записывать, кто ему звонил.

Но в пять часов дверь приемной отворилась, и ввалился раскрасневшийся начальник.

Ну, я пойду, Петр Николаевич?

Подожди, - он пошатывающей походкой подошел к ней, усмехнулся игриво и вдруг чмокнул прямо в губы.

Ой, Петр Николаевич, что-то вы сегодня несколько не рассчитали.

Н-не нравится… пьяный, воняю. Понимаю. Так я и надушиться могу ради такой молодой и красивой. Ты не смотри, что мне лет там… много… Я еще…

Я замужем.

И что? Муж – он дома, а мы здесь на работе пока…

Рабочий день уже закончен…

Ладно, не боися, - он похлопал её по плечу, с трудом открыл в свой кабинет, потом обернулся. - А хочешь стать кандидатом наук прям к весне?

Каких наук? - Нина уже была в пальто.

Без разницы… Л-любых. Только… ну, в общем, ты поняла… - но Нина уже выскочила за дверь приемной.

Да зачем тебе увольняться? Он завтра проспится и не вспомнит ничего, - недоумевал муж.

А вдруг вспомнит?

Сама же говоришь, секретарша его завтра выходит с больничного.

А если она опять заболеет, она же пожилая. Вдруг она вообще на пенсию уйдет, а он меня захочет своей секретаршей сделать, мой-то начальник не посмеет ему отказать.

У тебя такая замечательная работа! Мозгов много не надо, одна столовка чего стоит, и зарплата ведь неплохая. Да за такую ерунду, какой ты там занимаешься, в других местах копейки платят. Куда ты пойдешь? Опыта никакого особого нет, образование дурацкое. Секретарем ты не хочешь. Если только в школу. Тебе это надо?

А может, я в театральное поступлю.

Не поздновато?

Нет. По возрасту пока прохожу, последний год. Хочу попробовать…

Ну, попробуй. Хотя, знаешь, Нин, я бы особо не надеялся.

Все её роли неожиданно закончились, осталась лишь одна – хорошая домохозяйка. Нина стала каждый день готовить завтрак, обед и ужин. Без всякого сожаления выливала в унитаз, если Роман не успевал съедать, перехватив что-то в каком-нибудь дешевом кафе после своей борьбы. Готовка и поход в магазин занимали время, отвлекали, отупляли. А Нине сейчас больше всего хотелось отупеть настолько, насколько это вообще возможно.

В тот невнятно серый день она затеяла генеральную уборку. Ей хотелось, чтобы ни в одном уголке, ни в одной щелочке – нигде ничего. Она закончила часа в четыре. Оглядела чистую квартиру и поняла, что больше не может в ней находиться.

Муж почему-то не воспринял её уход всерьез. Звонил, шутил:

А давай начнем сначала?

Это как?

Я буду тебя до дома провожать, цветы дарить, в кафе наше сходим. А потом, может, ты меня простишь. Правда, я не понимаю, за что. Так жили хорошо последние недели, не ссорились совсем…

Хорошо. Мне тут дали телефон одного очень хорошего специалиста по этим вопросам, давай, сходим к нему. Это моё последнее предложение.

Вот этого я больше всего боялся, - вздохнул Рома, - опять Наташа твоя…

Какая разница, кто?

Не хочу, Нин. Лично я считаю, что всё у нас с тобой нормально было. Люди по-разному могут жить, норма – понятие относительное. Меня всё устраивало.

Ну, что же я теперь могу поделать…

Наташка, узнав, что идея с психотерапевтом не удалась, с помощью знакомого хакера быстренько нашла телефон бывшей жены Романа.

И что я ей скажу?

А вот так прямо и спросишь: почему вы развелись?

Она меня пошлет тут же.

Ну и что. А вдруг не пошлет. Хочешь, я позвоню?

Нет, я сама.

Нина тянула со звонком три дня. Наконец не выдержала.

Да он не той ориентации, - услышала она.

То есть? - Нина могла предположить что угодно, но такое почему-то ни разу в голову не пришло. Даже в шутку.

– Да просто мы с ним спать как-то очень быстро перестали, - услышала она. - Мне он тоже понравился. Интеллигентный, родители приличные. В институт меня готовил, а как поступила, сразу предложение сделал. Я не понимала сначала, неопытная была. Но казалось, что ему неприятно. Думала, что казалось. А потом вообще на нет сошло. Я тебе так откровенно говорю, потому что не хочу, чтобы ты зря расстраивалась. Ну, раз такой, зачем голову-то морочить?..

– Спасибо за честность.

Нина ехала в метро. До этого друзья сочувствовали ей часа три наперебой, уверяли, что её ждет судьба новой Книппер, а про это «чудо природы» надо просто забыть, и всё.

На одной из станций в вагон въехал безногий инвалид, когда он поравнялся с Ниной, она протянула ему десятку. Вдруг он схватил Нину за руку, крепко схватил, не вырваться, и заглянул ей в глаза. У него было молодое, приятное лицо.

Ты очень красивая, выходи за меня замуж.

Не могу, я уже замужем, видишь, - Нина ещё не сняла обручального кольца.

Жаль. Ну, удачи тебе. А может, поцелуешь меня, так, на память?

Бред какой-то. Кому рассказать – не поверят, - Нина уже была на своей станции, но никак не могла заставить себя выйти на улицу, встречая прямым взглядом свет огней каждого нового поезда. - Поцеловала. Почему? Да что я вообще знаю…

_________________________________________

Писатель, критик, журналист. Выпускница Литературного института им. Горького. Работала научным сотрудником в образовательном учреждении, корреспондентом информационного агентства, журналистом, редактором сайтов образовательной тематики. Публиковалась в журнале «Кольцо А», литературных альманахах «Артбухта», «ЛИТИС», «Истоки», газетах «Слово», «Литературные известия», ЛИТЕRRA и др. Автор сборника «Неловкие души» (2014). Финалист литературного конкурса «Золотой Витязь».

"Неловкие души" Ирины Митрофановой - это откровенная книга. Откровенность её не дневниковая, - с обдуманной позой в надежде на возможного читателя, и не исповедальная, которая, будучи обнародованной, вызывает у читателя чувство неловкости, будто подсматривал не предназначенное для чужих глаз. Это - откровенность задушевной беседы с близким человеком. Вот почему каждый из рассказов сборника воспринимается не как «очередная чужая история», а как что-то своё, о чём ты всегда знал и чему раньшенапрасно не придавал значения. Если замуровать этот роман в рассказах в кованый сундук и спрятать глубоко-глубоко, то, кажется, сверхмощного заряда именно человеческого, телесного, живого тепла, аккумулированного в ней, хватит, чтобы пробиться сквозь километровые толщи и согреть всех вокруг...

Издательство: "Москва" (2014)

Формат: 84x108/32, 128 стр.

ISBN: 978-5-9905316-1-1

Купить за 290 руб на Озоне

См. также в других словарях:

    Герцен, Александр Иванович - — родился 25 го марта 1812 г. в Москве. Он был внебрачным сыном родовитого московского помещика Ивана Алексеевича Яковлева. Последний принадлежал к тому поколению, которое Г. впоследствии называл "иностранцами дома, иностранцами в… …

    Радищев, Александр Николаевич - писатель; род. 20 го августа 1749 года. Дворянский род Радищевых, по семейному преданию, происходит от татарского князя Куная, добровольно сдавшегося России при взятии Казани Иваном Грозным. Мурза Кунай крестился, назван был при крещении… … Большая биографическая энциклопедия

    Толстой, граф Алексей Константинович - известный поэт и драматург. Родился 24 августа 1817 г. в Петербурге. Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница гр. А. К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца гр. Константина Петровича Т. (брата известного… … Большая биографическая энциклопедия

    - (граф) известный поэт и драматург. Родился 24 августа 1817 г. в Петербурге. Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница гр. А. К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца гр. Константина Петровича Т. (брата… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

    Толстой Алексей Константинович - Толстой (граф Алексей Константинович) известный поэт и драматург. Родился 24 августа 1817 г. в Петербурге. Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница графа А.К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца графа… … Биографический словарь

Страшная любовь
Глава 1
Просыпаюсь сегодня утром. Воскресенье. Планов нет. Вся культурная программа - спать как можно дольше. Такая напряженная неделя выдалась, что думал спать буду сутки. Но сейчас только половина одиннадцатого, спать больше не хочу, вставать не хочу, вообще ничего не хочу, вырубиться бы месяца на четыре, абсолютно не вижу смысла жить эти четыре месяца. Снилось что-то приятное, но я уже не помню что. Я последнее время совсем не помню своих снов. А раньше в том заоблачном мире все было так ярко, волшебно, иногда жутко и страшно, а теперь ничего, пусто. Что это, старость что ли? Медики говорят, что человек начинает стареть с 21 года. Ну не в буквальном смысле, конечно. Просто в природе все движется, и как только закончился процесс созревания, сразу же начинается распад. Значит, я уже 4 года, как распадаюсь. Смешно.
Если совершенно нечего делать, или точнее делать-то всегда есть что, но абсолютно не хочется, можно начать вспоминать свое прошлое, и так до вечера. И с какого периода начнем? Начнем сначала. Ну не совсем сначала, честно говоря не помню точно сколько мне тогда было лет, но в школе вроде еще не учился. Лето. Дача. Анечка. Лето тогда выдалось не ахти какое, за окном дождь, мы сидим на терраске, на старом потрепанном диване друг против друга, расстояние больше вытянутой руки. На ней красные колготки, которые спустились, образовав гармошку, маленькие пухленькие ступни запачкались, на ней очень короткое клетчатое платье, оно ей уже давно мало, а на груди аппликация – груша с яблоком, цвет у этих фруктов какой-то нездоровый, и на фрукты они, честно говоря, мало похожи, но Аня сказала, что это груша с яблоком, и я ей поверил, я ей всегда верил. Моя первая любовь… Анечка. Беленькая головка. Глаза большие голубые, иногда синие, иногда чуть зеленоватые, в зависимости от освещения. Реснички длинные черные, брови черные, а сама блондинка. Признак породы. Хотя какое мне тогда было дело до ее породы. Я скорее всего и не заметил бы все эти подробности, если бы мне на них бабушка не указала. Она сказала у Анечки длинные реснички и черные бровки, и я стал разглядывать ее реснички и бровки. Бабушка сказала, что Анечка очень красивая девочка. А я и так знал, что она самая красивая, самая лучшая. Хотя и не мог объяснить почему. Больше всего в ее гардеробе мне нравилась короткая желтая юбочка с пуговичками впереди, она тоже была ей мала, как и клетчатое платье, и это было здорово. Ее маленькие белые ножки, такие пухленькие и свежие, на них очень редко появлялись синяки, Анечка в отличие от других маленьких девочек была очень устойчива и падала редко, а укусы комаров мне даже нравились. Я как будто ощущал, как вкусно им ее кусать. Мне и самому хотелось ее укусить. Все равно за какое место. Но я сдерживался и робел. Возможно, это было началом развития чувственности. Не знаю. Но, то, что я в последствии испытывал к другим девушкам и женщинам было абсолютно непохоже на тот дивный трепет, то, как говориться, совсем из другой оперы. Я мечтал на ней жениться, а она как водится, не воспринимала меня всерьез. Я тогда ничего из себя не представлял, то есть абсолютно не умел выпендриваться и представляться. Я был настолько поглощен объектом своего обожания, что моя собственная личность совершенно обесцветилась, слилась со стеной. Я был для нее только благодарным слушателем. А послушать было что.
Фантазерка Анечка. Каких только историй ты мне не рассказывала. В основном страшные, и ты говорила, что все это случилось именно с тобой, ты говорила, что и я там был, просто я этого не помню, но если поднатужусь, то обязательно вспомню, я тужился, тужился, и вот мне уже казалось, что все эти потрясающие приключения действительно случались с нами. Закрываю глаза, и вижу пещеру. Темно. Где-то мерно капает вода. И вдруг слышу голос Анечки: «Сюда, сюда!». Бегу на зов. Посредине зала горит костер. А вокруг него пляшут серо-буро-малиновые чудищи. Серо-буро-малиновые, - несколько раз раздраженно повторила Анечка. Я все никак не мог запомнить эту комбинацию цветов. А Анечку уже почти выдали замуж за самого главного чудищу Бубакабика, на нее уже надели малахитовою фату (одной из любимых сказок Анечки была сказка Божева «Серебряное копытце»).
- И я тебя спас? – встреваю я.
- Нет, я сама спаслась. - Вмиг скатываюсь с небес и со всей дури ударяюсь о грешную землю женского безразличия.
- А что же я тогда там делал? – спрашиваю.
- Да так просто, - Анечка жмет плечами.
А еще она любила петь взрослые песни. «Звенит высокая тоска не объяснимая словами, я не один пока я с вами деревья птицы, облака, деревья, птицы облака». В этой замечательной песне, которую все уже давно забыли, есть одна очень хорошая фраза: « И часто плачем мы невольно, когда дожди стучат в окно, не потому что сердцу больно, а потому что есть оно». Анечка клала руку на сердце при этих словах, она верила в то, что пела, не понимала конечно до конца, потому что маленькая была, но бесконечно верила. Интересно, где ты сейчас Анечка, может актрисой стала, мало известной, а то бы я о тебе уже услышал. Может замуж вышла. Может быть все что угодно, и без меня, я ведь был просто так в твоей жизни. Хотя встреть я тебя сейчас, ты бы стала моей, даже если у тебя муж и трое детей, ты бы стала моей, я в этом уверен, но как я тебя встречу, чудес не бывает, хотя как знать.
Путешествуем дальше по волнам моей памяти. Больше не хочу подробно. Прокручиваем в убыстренном темпе. Школа, двойки, драки, воспаление легких, аппендицит, гастрит, больница два раза, учителя - дураки, одноклассники - сволочи, Ленина - в отстой, Великую отечественную - в отстой, галстуки больше не носим, форму не носим, волосы отращиваем, Хэви Металл и Хард рок, где закончилось одно и началось другое так и не понял, и наверное уже не пойму, мотоциклы, драки, концерты, БГ, Аквариум, Чиж, подвалы, драки, песни, первый сексуальный опыт, выпускной.
Институт. Экзамены, пьянки, бабы, девочки-женщины. И так вкруговую. Экскурсии в тюрьму и морг. Практики. В Бабушкинском суде почему-то судят исключительно по двум статьям, наркотики и порнография, а нет, вру, хулиганство было два раза. Диплом –это один большой запой, и потом три недели работы в режиме бешеной кошки, кстати защитил я его на пять, впоследствии по нему еще две девушки защищались на четыре. Работа. Стоп. Такими темпами я не замечу, как до сегодняшнего дня доеду. Я, между прочим, еще жениться успел и развестись, а это все-таки не столь мало важно. Я тогда учился на четвертом курсе, и уже пытался подрабатывать помощником юриста в одной большой фирме, которая впоследствии развалилась. Встретил ее в компании одетую в черное обтягивающее платье с серебряным отливом. У нее были очень черные блестящие волосы и зеленые глаза, но на Скарлетт она была не похожа, ее мягкие пантеристые движения в танце будоражили и жгли. Ее голос, запах, тонкие руки с длинными ногтями, яркие переливающиеся бронзовым блеском губы. Ее восхитительная манера смотреть прямо в глаза так, как будто она хотела проникнуть внутрь тебя, влиться горячей смолой, обжечь там все, разбередить, изранить, искромсать и оживить заново. Рядом с ней было жутко даже дышать, не то, что говорить и двигаться. Именно такими я представлял в детстве прекрасно страшных гоголевских ведьм. Мы мало говорили, с ней просто невозможно было говорить, хотя она и не была дурой, просто все человеческое в ней было не главное. Она была животным. Красивым, молодым животным. Я теперь понимаю, почему раньше на Востоке женщины и лошади шли примерно по одной цене. Сколько же в ней было от лошади! Представьте совсем молодую грациозную вороную лошадку, ее гладкую, лоснящуюся кожу, под которой ходят крепкие мышцы, стройные ножки, полированные копытца, величавую гриву, вызывающий взгляд, резвую прыть, силу и чувственность. Вот и она была такой же. Неповторимые изгибы спины. Крепкая и одновременно трепетно беззащитная грудь, линия талии, линия бедра, воплощение живого совершенства. Ее влажные волосы падают мне на глаза, и вся она горячая, влажная. Вся она, и Вся моя. Короче я сделал ей предложение. То, что я делаю глупость, я понимал уже тогда, но не сделать ее не мог. Иногда человеку очень хочется сделать что-то неправильно, и чтобы в результате все вышло хорошо вопреки здравому смыслу. Идея пожениться ей сразу понравилась. Она сочла ее забавной. Получилось действительно забавно. Шарики, цветочки, куча гостей, денег у нас тогда почти не было, поэтому праздновали не в ресторане, а в какой-то обшарпанной столовой, какого-то обшарпанного техникума, в котором ее тетя работала преподавателем математики и имела блат. Моя невеста выбрала себе еще то платье. Нет, как раз наоборот, платье было настолько невинным и целомудренным, что это никак не гармонировало с ее похотливо вызывающим обликом. Я думал она выберет что-то экстравагантное, если уж и белое, то с какими-нибудь немыслимыми разрезами и вырезами, а она закосила под золушку и снегурочку вместе взятыми. Это выглядело, все равно, что черту ангельские крылья нацепить, интересно, всемирно-известные котюрье додумались еще до такого нонсенса или нет. У нее еще промелькнула идея обвенчаться. Она считала, что это будет выглядеть очень «прикольно» и всем понравится. Я не ахти какой верующий, но почему – то венчаться с ней не захотел, хотя и не придаю этому ритуалу особого значения. Знаете как в детстве: «А почему нельзя? Потому что не хорошо. И все тут». Вот и у меня возникло похожее ощущение. Прожили мы с ней полгода, и она от меня ушла, появилась возможность лучше устроить свою жизнь. Я думал, что буду переживать, а оказалось, что мне совершенно все равно, даже злости нет. А моя мама была рада без памяти. Тогда на свадьбе у нее было такое лицо, будто это не моя свадьба, а мои похороны. Теперь расцвела. Как-то сразу у нее прошли, невроз, ишемия сердца и остеохондроз заодно. Недавно вышла замуж моя двадцати трехлетняя сестра за очень достойного, по мнению мамы, человека. С недавнего момента мама начала предчувствовать, что и я тоже скоро встречу хорошую девочку, и тогда вообще все будет прекрасно.
Глава 2
Пришел сегодня с работы. Только разделся. Зазвонил телефон.
- Привет, Вересов, сволочь ты все-таки.
- Привет, Верочка, а почему я сволочь? – удивляюсь я.
- И он еще спрашивает. Я вчера так надеялась, что ты позвонишь, весь вечер у телефона просидела, как ты посмел, скотина, забыть про мой день рождения.
- 27 февраля, - быстро выдаю я.
- Ну, а сегодня…
- Прости, Вер, давно на календарь не смотрел, заработался понимаешь.
- Он заработался, подумаешь ерунда какая, я вон на трех работах работаю, и почему-то не забываю про дни рождения любимых однокурсников.
- Вера, я глубоко раскаиваюсь, впредь буду более внимателен. Я тебе поздравляю. Желаю тебе всегда быть такой же восхитительной женщиной, какой ты была до сегодняшнего момента, желаю тебе утопать в деньгах, любви и цветах до конца твоих дней, - выдавливаю я из себя, прилагая неимоверные моральные усилия, для того, чтобы голос звучал бодро и весело.
- Ладно, прощен. Приходи ко мне в субботу. Будет вся наша компания и некоторые новые лица женского полу, по моему тебе пора перестать хандрить.
- Ты права, спасибо. А как у тебя дела.
- Придешь, увидишь. Я такого кадра себе подцепила, наверное, замуж скоро выйду.
- Значит, мне следует перестать даже надеяться, - «флиртую по старой привычке, просто потому что, по-другому, никогда с ней не разговаривал».
- Ой, Вересов, у тебя шанс был, ты его не использовал, а женился на той ****и. Так что извини.
- Между прочим, ты меня первая бросила, - «все-таки удалось сдержать зевок, а – то бы опять обиделась, только на этот раз уже в глубине души».
- Какие вы мужчины злые, не даете женщине права даже на одну ошибку, - Вера как всегда в своем стиле.
- Верочка, я прощаю тебе за ранее все твои ошибки как прошедшие, так и будущее, - мне уже весело и спать не хочется.
- Здорово, только паровоз уже ушел, и рельсы разобрали, - «Вера чувствует себя на коне, ну и пускай дальше также хорошо себя чувствует, все-таки именинница».
- Что тебе дарить – то, садомазохизское нижнее белье, - шучу в ее любимом направлении.
- Как хочешь, - Вера рассмеялась. – Ладно, чао.

Глава 3
- А это девочки, Дима Вересов, мистер обаяние нашей группы, - представила меня Вера.
- Ты мне льстишь, - говорю я.
- Не скромничай, тебе не идет, - выдает Вера, - с тебя штрафная, Вересов, - Ребят, мало того, что эта сволочь умудрилась забыть меня поздравить, так он еще и пришел позже всех. Налейте ему какой-нибудь дряни, чтобы его пробрало до самых кишок.
- Я сам, - говорю, наливаю себе в бокал водки, шампанского и пива, и выпиваю все это за Верино здоровье. Вера в полном восторге. Она сегодня очень красивая. И кадр ее тоже ничего, пусть только попробует не сделать ее счастливой. Мы ему всей группой накостыляем. День рожденья прошел в очень теплой дружественной обстановке, было приятно встретиться со старыми друзьями, некоторых я давно не видел. Жизнь у всех складывалась по разному, кому-то больше везло, кому-то меньше, но настрой в общем царил у всех позитивный, что несказанно радовало в наше беспросветное время. Мы вспоминали нашу студенческую жизнь, пели песни, много смеялись. Новые лица женского «полу», как по телефону отрекомендовала мне их Верочка, присутствовали в количестве двух человек: немножко полноватая в розовой кофте с грустными глазами шатенка Лариса, и рыженькая голубоглазая Анечка. Ларису я отбросил сразу же, во–первых, розовый цвет терпеть не могу, во-вторых, ну нельзя так жалобно смотреть на окружающих, ты же все-таки женщина, а не щенок побитый. А в Анечке что-то было, хотя она немножко смущалась в незнакомой компании. Кончилось застолье, начались танцы. Анечка неплохо двигалась, было в ней что-то очень настоящее, искреннее, юное совсем, что–то, что я давно уже не встречал. Мы танцевали медленный танец. Ее было очень приятно обнимать. Такая тоненькая, едва уловимая и очень нежная.
- А где вы с Верой познакомились, - спрашиваю только для того, чтобы что-нибудь спросить.
- Мы в одной школе учились, правда я младше, наши мамы еще дружат, - она подняла на меня свои большие голубые глаза, и… «Нет, этого не может быть, слишком невероятно!!!»
Глава 4
Мы шли по темной зимней улице. Оказалось, что она живет совсем недалеко от Вериного дома. Я естественно вызвался проводить.
- Ань, а вам не кажется, что мы уже были знакомы? – спрашиваю я.
- Нет, не кажется, - честно призналась она.
- А мне не просто кажется, я в этом практически уверен.
- Вот как? Интересно.
- Я думаю, если я начну рассказывать, вы тоже вспомните.
- Ну, давайте попробуем, - оживилась Анечка.
- Вы тогда в желтой юбочке ходили с пуговками спереди, помните.
- Вообще –то у меня была такая юбка, я ее очень любила, продолжайте.
- А я-то как ее любил Анечка, вы себе представить не можете. А еще я очень любил слушать ваши истории про серо-буро-малиновых чудищей. Ну, вспомнили?!
- Нет, истории я эти многим рассказывала, а вы-то в какой момент были? - Анечка растерялась.
- Я на даче был вместе с вами.
- Да вас на даче много было, я многим рассказывала, вообще это так давно было, - на ее милой мордочке появилось выражение неловкости, - она, наверное, хотела сказать это как-то по-другому, но получилось так, как получилось.
- А меня Дима звали, - добавляю я безнадежно.
- Я понимаю, - согласилась Анечка. Вас и сейчас Димой зовут, - то ли хотела пошутить, толи шутка получилась сама собой помимо ее воли, осознав это, улыбнулась.
- Это точно. Как же все это горько Анечка, про юбку вы помните, про чудищ помните, а про вашего самого ярого поклонника забыли. Интересные вы все-таки существа - женщины. Умудряетесь запомнить все мелочи, и напрочь, забыть самое главное.
Анечка расхохоталась.
- Вы это серьезно? – спрашивает она и смотрит так трогательно, а меня вот не трогает.
- Конечно, серьезно Анечка, куда уж серьезнее. Я вашу песню про высокую тоску пронес через всю жизнь. Если бы не она, я бы, может быть, давно умер. А вы все забыли, как вы могли, значит зря я жил все это время, все это было ложью.
- Ну, ты даешь! – Анечка от шока сама не заметила, как перешла на «ты».- Ну, все-таки хорошо, что мы вновь встретились, правда?
- Что же в этом хорошего. То у меня хоть надежда была, что я хоть что-то для тебя значил, а оказалось, что вообще ничего. Ты разбила мне сердце окончательно еще тогда, а теперь измельчила на мелкие осколки, - «пошлятина какая-то, ну и пусть».
- Ничего, я попробую собрать даже мелкие.
« О, а ты уже на меня запала, Крошка, - подумал я, - быстро ты однако реагируешь. Хорошая ты девочка, много вас таких хороших, в общем, столько же, сколько и плохих, нет, наверное, хороших все-таки несколько больше. И что в вас толку. А ты еще и скромница плюс ко всему, говоришь ты все правильно, конечно, явной дурости не показываешь, но только с опаской, с оглядкой какой-то, шика в тебе нет, хоть ты и красивая. Жаль, но мне с тобой скучно, зря мы встретились».
- Ничего не получится, - говорю, - Мне, чтобы женщину полюбить, надо ее бояться, вот ты меня в детстве как хорошо пугала, вот я тебя и любил, а теперь ты сама всех боишься, разве это дело.
- Никого я не боюсь, - обиделась Анечка.
- А кем ты работаешь? – «неужели я до сих пор этого не спросил».
- Программистом.
- Хорошо получаешь, наверное? – издеваюсь над бедной девочкой.
- Нормально.
- А я думал ты артисткой будешь, - делаю мечтательный вдох и выдох.
- Почему? – Анечка уже даже не смотрит на меня, голова опустилась, а дурацкий капюшон полностью перекрыл и без того оставлявший желать лучшего обзор.
- Надежды большие подавала.
- А теперь, значит, не подаю, - ее голос дрогнул.
Похоже, я перебрал. Теперь она придет домой и разревется, а это уже не хорошо. Надо спасать ситуацию:
- Ань, ну что ты дуешься. Я же глупости говорю, а она на веру принимает. Сказала бы, заткнись, если тебя мои слова расстраивают, давай сменим тему.
- Давай, - тихо согласилась Анечка.
Дальше я переменил тон беседы на дружеско-доверительный, в результате Анечка рассказала мне все про маму с папой, дедушку с бабушкой, и кошку с котятами. «Какая же ты еще девочка, - удивлялся я, - в двадцать три года, просто удивительно, хотя ты настолько и не выглядишь, ребенок ты еще совсем, не удивлюсь даже, если девственница, забавно».
Наконец дошли до ее подъезда. Шли окольными путями, Ей не хотелось со мной расставаться. Конечно же, не возьму телефона, - твердо решил я.
- Знаешь, мне так жаль, что я тебя не помню, - сказала она в дверях. И я взял телефон.

Теперь надо куда-нибудь приглашать. А может что-нибудь и получится. Ведь нельзя же ценить человека только по тому раскован он или зажат, ведь это только фасад. Я ее мигом раскрепощу, и отрою в закромах неуверенности и страха перед жизнью ту замечательную маленькую девочку, неисправимую фантазерку, которая любила петь добрые взрослые песни, и способна увести тебя в сказочный серо-буро-малиновый мир. И ей очень идут рыжие волосы, хотя лучше бы она оставалась блондинкой.

Родилась в 1977 году в Москве. Журналист, прозаик. Выпускница Литературного института им. Горького (семинар М.П. Лобанова). Участник международного творческого объединения «Артбухта». Работала научным сотрудником в образовательном учреждении, корреспондентом информационного агентства, журналистом, редактором сайтов образовательной тематики. Публиковалась в газетах «Вести образования», «Еженедельные новости Подмосковье», «Слово», «Литературные известия», ряде муниципальных изданий, литературных альманаха «Артбухта», «ЛИТИС», «Истоки». В 2014 году вышел дебютный сборник рассказов Ирины Митрофановой «Неловкие души». Участник семинара критики Совещания молодых писателей при СПМ в 2014 г.

БРУТАЛЬНЫЙ РОКЕР О РУССКОЙ ДЕРЕВНЕ: ЛИРИКА В КОСУХЕ

О романе Ингвара Короткова «Мой деревенский Рок: Роман в эпизодах» (М.: Время, 2014)

Книга Ингвара Короткова «Мой деревенский рок» начала удивлять меня с первых же страниц. Не похоже это на продолжение традиции деревенской прозы, тут что-то явно другое, новое, а вот почему так, оставалось загадкой. Дочитав до конца, я, кажется, поняла, почему. Наши писатели-деревенщики в деревне родились и выросли, для них деревня - малая Родина, какой бы она ни была, со всеми своими плюсами и минусами, она в их крови и плоти, и им за нее и больно, и радостно, она им слишком родная. Да и современные литераторы, у которых в прозе в том или ином виде появляется деревня (Роман Сенчин, например) либо в деревне родились и выросли, либо на каникулы к бабушкам и дедушкам приезжали в детство своё золотое. И теперь либо ностальгируют, либо страдают: где ж моя деревня, где ж мои бабушка с дедушкой, сгинуло всё к чертям собачьим, деградировало донельзя и прочее... Ну, или не сгинуло еще - неважно, тогда юность отцвела моя буйная или не очень буйная, но каким-то образом с деревней связанная.

У Короткова же совсем иначе. Рассказчик в книжке - это побитый жизнью, уже не очень молодой рокер, чья юность с деревней не связана никак. Да и в деревню-то его забросило волей случая, а точнее, какой-то внутренней анархии - всё равно куда, хоть на Марс; вечный бродяга залетел в эту тихую «Грибовку», как инопланетянин, которого соплеменники достали. И этот «инопланетянин» начинает капля за каплей влюбляться в эту «планету» и её обитателей. У писателей-деревенщиков любовь к деревне была, как говорится, впитана с молоком матери, и, само собой, в составляющую этой любви не входил её первый этап, то есть влюбленность, которая может перерасти в любовь, а может, и нет. А влюбленность - это же, в первую, очередь удивление и диво. Вот именно эти удивление и диво делают «деревенское творчество» Короткова отличным от продолжателей традиции деревенской прозы.

Герой-рассказчик на протяжении всего повествования почти не участвует в разворачивающихся событиях, он наблюдает со стороны, будто смотрит очень интересный фильм, нарезанный на несколько серий-эпизодов, и ты смотришь вместе с ним, и не можешь оторваться, настолько колоритны и ярки персонажи.

Темпераментная Баба Дуся в своих боях с соседской птицей и скотиной, покусившихся на её огород, напоминает валькирию в возрасте; ссоры - любовные игры между дедом Василием и бабой Нюрой дадут фору любому из известных современных сценариев сексуальных игр, поражаешься, насколько могут быть разными вариации на известную тему: «Милые бранятся - только тешатся»; в отношениях между Тончихой и её гусыней такой накал страстей, будто это противоборство очень разных, плохо понимающих, но, в конечном счете, любящих друг друга матери и дочери.

Среди курьезных, забавных случаев, рассказанных автором, есть место печальным и даже трагическим историям. Таким, как «Коля-оборотень», «Миха - разбитые надежды», «Блеклый Отелло и куриная Дездемона». Но в каждом из эпизодов этой своеобразной пасторали не смолкает музыка жизни: то веселя и балуясь, то хулигански изворачиваясь в самой неожиданной аранжировке, то плача слезами горя или просветленной радости. И даже в последнем деревенском пьянице, таком как Юрик-пахарь, мы вместе с автором чувствуем Божью искру, живую душу. Оттого после прочтения романа целиком остается чувство некоей наполненности: радостью, печалью и жизнью, которая невозможна без любви. Той самой любви к дальнему, который вдруг становится действительно ближним, любви к жизни, которая была чужой и стала такой родной. И закончить хочу словами автора:

«А я стоял на балконе, впившись побелевшими пальцами в перила, и смотрел в бездонное небо, в котором парила моя душа, и ждал, и знал - она ЖИВАЯ… Как и души моих милых сердцу грибовцев… Они всегда рядом, как и ЛЮБОВЬ, во мне поселившаяся, отогревшая, оживившая, без которой жить - просто невозможно».

ИСТОРИЯ НЕВЕРОЯТНОЙ ЛЮБВИ И ТИХОГО ПОДВИГА

О романе Галины Маркус «Сказка со счастливым началом» (С-Петербург. - «Написано пером», 2014)

Роман Галины Маркус многоплановый, каждый найдёт в нём что-то своё. Для кого-то он будет яркой историей любви с неожиданными и захватывающими сюжетными поворотами. Кому-то более близкой покажется тема пережитого детского одиночества, нравственного становления, воздействия, которое оказывают друг на друга родные люди, и не только взрослые на детей, но и дети на взрослых. А кто-то, сопоставив истории Сони и Мары, попробует найти ответ на один из самых трудных вопросов — на вопрос о прощении.

Автор пишет о том, что знает. В сослуживцах главной героини, представителях местной власти, враче, грубоватой современной молодёжи, малышах из детского сада читатель вполне может узнать себя, своих знакомых, друзей, детей или родителей. Ну, и какая же сказка без волшебства… Наряду с человеческими героями в романе действует… игрушка, лис из кукольного театра, вышедший на пенсию, чтобы воспитывать сначала маленькую, а потом уже и взрослую Соню. Был ли он действительно живым, пусть каждый читатель решит для себя сам.

Я выделила три основные идеи, на которых держится роман.

Первая — идея настоящей, Богом данной и освящённой в церкви супружеской любви, делающей пару единым целым. Автор не говорит об этом напрямую, но сама канва произведения построена так, что ближе к развязке понимаешь: этих людей разделить невозможно, ведь чудо свершилось, а чудо неделимо. И никакого выбора на самом деле нет, отказаться от этой любви значило бы пойти против человеческой природы — в том виде, в котором она изначально задумана Творцом.

Вторая — идея естественной жизни обычного человека с «внутренним нравственным законом». То, как Соня относится к детям, к сестре, да вообще к людям, свидетельствует о цельности её характера, тихом мужестве, верности — в первую очередь самой себе. Ведь «нет на свете печальней измены, чем измена себе самому».

Третья — та самая идея прощения, и даже, пожалуй, смысла жизни. Стоит отметить, что безапелляционного ответа на этот вопрос автор, конечно же, не даёт. Да и кто его может дать? Всю жизнь Мара жила ради других: дочерей — родной и приёмной, бесхарактерного, беспринципного мужа, неверной подруги… Мара могла простить всё, вплоть до оскорблений и физической измены. Единственное, чего не простила, это предательства — в духовном смысле слова. Хотя что значит не простила? Вроде выгнала муженька, но потом ему же и его новой семье помогала, потому что в этом и состояла суть её характера — помогать тому, кто сам не в силах себе помочь. Стесняющаяся собственного благородства Мара, совершая деятельное добро, панически боялась выглядеть в чужих глазах «героиней», а может, и «ненормальной»?.. Этот сложный персонаж, и его судьба ранит, приводит в некое замешательство. Иногда хочется крикнуть ей: мол, любви к себе тоже никто не отменял! - и вдруг ловишь себя на мысли: а если только так и надо? И тут же понимаешь, что лично ты так не сможешь.

Дочь Мары Соня не настолько безответна, и обиду в определённых ситуациях может выразить конкретно и пылко. Но главное, во всех своих поступках она действует как человек глубоко порядочный и милосердный, которому недоступно чувство смертельной ненависти к врагам, когда, что называется, будь моя воля, сама б убила. Ей действительно жаль их, ей очень больно и досадно, но она их не ненавидит. Пожалуй, это качество делает главную героиню действительно особенной, такой, каких мало, ярким представителем добрых сил, которые, конечно же, победят, только цена этой победы духа будет очень высока.

В вошедшем в книгу предисловии литератор Екатерина Злобина назвала произведение Галины сентиментальным романом, пояснив читателю, чем сентиментальный роман отличается от дешевой мелодрамы. По большому счету, это, наверное, так и есть. Но если начать глубоко анализировать, в «Сказке со счастливым началом» можно найти и какие-то элементы семейной саги, и авантюрного (приключенческого) романа и даже волшебной повести. Поэтому завершу свой отзыв известными словами Вольтера: «Любые жанры хороши, кроме скучного». Задумаетесь ли вы обо всём том, что я здесь написала, или задумаетесь о чём-то своём, или вообще не задумаетесь — но яркие сюжетные перипетии скучать вам не позволят точно, и уснуть над этой «сказкой» у вас не получится.

Рина Михеева и ее "Тайна камня"

Мои друзья и авторы замечательных повестей в жанре фэнтэзи, волшебный мир которых - лишь великолепная декорация для выражения мыслей, идей, убеждений. Однако принципы эти не выпирают из текста, а повествование - захватывающее и динамичное. Не устаю удивляться авторскому воображению, наполнившему свои сказочные миры удивительными героями. Привожу здесь только примеры произведений этих авторов, но поверьте, другие - не менее интересны.

Мой давний друг и соавтор Денис Васильев (известен еще как Рыбин-Окский, Осенний Романтик - по ряду причин в инет-ресурсах публикуется под псевдонимами), автор двух поэтических сборников "Комментарии к жизни" (2006) и "Исповедь ремесленника" (2013). Мы вместе работали над романом "Менеджеры" (в настоящий момент роман снова редактируется). Денис пишет в жанре исторической фантастики, прозаической миниатюры, хокку-подобий.

Не могу не сказать здесь слов благодарности Вите и Денису за неизменную многолетнюю поддержку и помощь в любых моих начинаниях, и нередко - за новые идеи и вдохновение.

Ирина Митрофанова - выпускница Литературного института им.Горького, мой друг по замечательному журналу "Артбухта" , автор чудесных повестей и новелл в самых различных жанрах. В них живут и детские воспоминания, и житейские перипетии, а откровенные события из собственной биографии переплетаются с фантастической реальностью. Но всё это объединяет удивительный авторский слог, завораживающая речь, такая, что стоит только открыть первую страницу книги Ирины "Неловкие души" , как оторваться уже будет невозможно.

Простите, если кого-то забыла или не успела добавить. Раздел будет постоянно пополняться.

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями!